Зиэль - О`Санчес

– Мой друг Боро – единственный на свете, с кем я больше никогда не посмею тягаться в выпивке и в силе! Ух и здоров у вас кузнец! Повезло вам, ребята! – С этими словами я нашарил под столом толстенную руку старосты, потянул и выудил его наружу. Меч вместе с ножнами я не стал надевать за спину, а просто взял в левую ладонь, бесчувственное тело кузнеца забросил на правое плечо – ой, пришлось поднатужиться!.. – Где он живет, показывайте. Сочту за честь доставить его лично!

И праздник вдруг продолжился для меня, пусть ненадолго, всего лишь на время краткого пути по единственной улице, но – все-таки…

Посреди улицы, почти не шатаясь, бултыхая сапогами по лужам, иду я, с храпящей горой на правом плече, горланю песню о солдате, возвращающемся с войны, справа и слева от меня, в четыре факела, топочут и подпевают невпопад подвыпившие провожатые, впереди, передо мной, бренчат и гудят, совсем уж непонятное, пьяненькие музыканты, а сзади, в темноте, густой толпой с криками вразнобой, бредут и падают, и приплясывают в дымину очумевшие гости… Забыв про осторожность и стыд, на ночную улицу, прямо под дождь, выбежало все женское и детское население деревни и тоже присоединилось к ликующему шествию…

Ах, хорошо бывает почувствовать себя человеком среди людей…

Глава 8

Я не верю. Ни во что, никому и ничему. Не могу и не умею. Всеневерие – такова скромная плата за обладание всеведением.

– Ой, это ты, Зиэль! Девы, смотрите, кто к нам пожаловал! Наконец-то! А я вот только-только о тебе подумала! Честно-пречестно! И вчера весь вечер вспоминала, даже в окошко высматривала: где, – думаю, – негодник этот пропал? Почему не хочет навестить своего рыжего бельчонка?.. И вот ты пришел, словно мысли мои прочел! О, боги!.. Никогда и ни с кем не было мне так хорошо, как с тобой, Зиэлюшка! Иди же ко мне, я хочу покормить тебя ягодками, которые сама собирала сегодня утром в саду, мечтая о нас с тобой… Сегодня я буду петь для тебя, танцевать для тебя, смотреть только на тебя!

И я, конечно же, в ответ на сюсюканья, расплываюсь в самодовольной улыбке, швыряю червонцы трактирщику, сую продажной девке Рыжику в подарок зеркальце, или колечко, начинаю жрать из ее рук малину, купленную домовым привратником только что у торговок-разносчиц… А сам, из чистого любопытства, беру и раскладываю охапку ее словес на составляющие стебельки: тут врет… тут не врет… опять соврала… эта она еще вчера говорила, но уже не мне… здесь я действительно лучший, но это я и сам знал… Одну часть и другую кладу на воображаемые весы… прикидываю поточнее… Щепотка золота, не более чем в полудюжину червонцев, уравновесит любую правду и ложь в словах нанятой зазнобы, да и то, потому лишь целая полудюжина для этого надобна, что заведение очень дорогое, а Рыжая Белка – из первых столичных девок, привыкшая к драгоценным безделушкам-подаркам. Где-нибудь в Курюме, на южных неприветливых землях, и одного червонца хватило бы с походом, дабы стереть разницу между правдой и ложью в самых убедительных и звонких девкиных воркованиях, так, что и сама бы не отличила одно от другого. По большому счету, девка Рыжик, бессовестно вря, не очень-то и виновата предо мною: даже и один полумедяк прочнее и долговечнее юности и слов, обозначающих нежные чувства, а ей больше нечем торговать, кроме как недолгой молодостью, равнодушным телом и потасканными сокровенными словами… Потом и этот товар иссякнет, останется лишь накопленное: воспоминания и деньги. Многие, выпав из прежней яркой жизни на унылое дно, довольно скоро пропивают то и другое и окунаются напоследок в совсем уж пакостные хляби, но что мне до них всех? Новые подрастут.

Люди верят в богов. А им деваться некуда, ибо силы слишком неравны, любое человеческое сомнение может послужить поводом для суровой кары, если богам вздумается испытать гнев против малых сих… Но я-то богов знаю лично, с каждым сталкивался неоднократно. В сравнении с людьми, они еще более лживые твари, особенно богини, только, в отличие от людей, угрызений совести лишены… Впрочем, и я их лишен, и тургун, и цуцырь, и вообще любой демон или зверь. Или бог. Совесть – это сугубо людская хромота, которую, кстати сказать, они, хитромудрые человечишки, приспособили себе на великую пользу: она им служит неким сторожем, охранителем, таким же, как чувство боли, чтобы их роду вновь не скатиться до уровня зверей, до животного состояния из какового они выползали в муках много-много тысячелетий…

Верить… Как я могу верить, когда мне дано проверить? Вот, сделать вид, что верю – легко, это запросто. Приведу весьма распространенный случай: отслужил я положенное у герцога Бурого, наемником, воюя против его извечных удельных врагов, по-моему, против барона Камбора, или что-то в этом роде, получил отпуск, честно заработанную плату и еду себе, еду, верхом на… Сивке, куда-то на восток, забирая к северу, к теплым побережьям морским… Кстати сказать, именно в то странствие я и встретился вновь с моим будущим воспитанником, лопоухим мальчишкой Лином, будущим князем Докари Та-Микол, но пока не о нем речь. Да, точно, подо мной в те дни был мой любимый конь Сивка. И в каком-то кабаке кто-то углядел, как я лихо и безалаберно расстаюсь с золотыми монетами, шепоток к шепотку – сплотились лихие люди в ватажку с твердым намерением оставшиеся деньги у добра молодца отобрать, коли он не умеет с ними правильно обращаться! У добра молодца – это у меня. Но ратник черная рубашка (это я) – грозная и недобрая сила, будучи даже один, может накосить врагов и случайных зрителей в такие снопы и кучи – падальщикам хватит на месяц безбедной жизни, поэтому – что? Поэтому надобно либо обманом денежки вытянуть, либо, что гораздо надежнее, заманить ратника в ловушку. И конечно же, на ближайшем перепутье, подстроив разговор и удобный случай, одинокий паломник, или паломница, указывает мне верный путь в укромное место, где меня поджидают в засаде стреляльщики, душильщики и рубильщики…

Как человек простой, безалаберный и расточительный, я склонен помочь паломнику или паломнице, угостив их глотком воды, присоветовав целебную травку, поболтав о том, о сем, пожертвовав медяк, а то и кругель, в пользу высших сил… Поскольку я человек, то возможности мои к чутью и провиденью ограничены, я не знаю достоверно – врут мне, или действительно добра желают. Поскольку я защищен от любых напастей и злоумышлений, от кого бы ни исходили они, вплоть до демонов и богов, я могу себе позволить роскошь действовать как мне вздумается, например, поступать согласно сомнительным советам. И вот попал я к добрым людям в засаду, порубил на теплые куски всё, что шевелилось в мою сторону с оружием в руках, но… Мировоззрение мое не претерпело ни малейшего ущерба от столкновения с вероломством людским, я ни о ком из покойников не стал хуже думать, ибо заранее не верил в чистоту их помыслов и в правильность их слов, но потакал из простого любопытства, для развлечения! Да, поддаваясь на уговоры – я остаюсь прежним, и далее готов с открытым сердцем выслушивать от людей любую чушь, которою им вздумается меня нагрузить! Потому что: первое – я им заранее не верю, второе – я неуязвим!